«Две матери. Мать приёмная и родная», Владимир Егорович Маковский

Жанрово-бытовая живопись стала своего рода открытием художников-передвижников. Конечно, и до них живописцы воспроизводили на полотне живые сценки. Но, как правило, это были освещённые традицией мифологические, исторические, библейские сюжеты.

Передвижники же обратились к повседневности, к эмоционально насыщенным эпизодам из жизни обычных людей: городских обывателей, крестьян, дачников, торговцев и пр. На их полотнах зритель видел семейные трагедии, которые могли произойти в его доме или доме его знакомых, и, напротив, трогательные моменты душевной гармонии между близкими людьми.

Владимир Егорович Маковский, потомственный художник, участник 45 передвижных выставок, как никто, умел ёмко, точно, выразительно воссоздать на полотне понятную всем ситуацию, неизменно вызывающую эмоциональный отклик у зрителя.




Ситуацию, воспроизведённую на картине «Две матери», нельзя назвать повседневной, такое случается редко и не со всеми, но эмоции персонажей искренни и понятны, заставляют сопереживать и негодовать.

Интеллигентная, обеспеченная семья сидела за покрытым белой скатертью, сервированным столом. Родители и мальчик лет пяти беспечно завтракали в уютной домашней обстановке. Но внезапно их покой нарушает приход незнакомой женщины.

Она ворвалась в столовую, даже не сняв верхней одежды, не оставив в прихожей свой узелок. Женщина громко заявляет о своих правах, показывая какие-то бумаги. Это настоящая мать мальчика, и пришла она забрать его из приёмной семьи.




Нарушительница покоя в общей композиции картины занимает главное место. Она стоит справа, ближе всех к наблюдателю. Её оппоненты – приёмные родители мальчика сидят, поэтому их фигуры кажутся не такими значительными.

Красный платок на голове крестьянки, пёстрый, полосатый фартук делают её облик самым ярким среди персонажей. Она стоит гордо выпрямившись, в выражении её лица, в осанке, властном жесте, с которым она тычет своими документами в сторону приёмной матери, есть что-то обвиняющее: мол, вы присвоили чужого ребёнка, верните!




Под этим напором женщина в белом платье, к которой испуганно прижимается малыш, выглядит растерянно, обескураженно. Она смотрит на нежданную посетительницу едва ли не умоляюще, виноватым взглядом, снизу вверх.

Такова непроизвольная реакция на внезапность появления и угрожающее поведение незваной гостьи.




Мальчик в розовой рубашечке не только прижался к той, кого он привык называть мамой, всем телом, но и пытается обнять её одной рукой.

При этом он не сводит испуганных глазёнок с непонятной, страшной тётки. Вряд ли малыш понимает смысл происходящего, но он чувствует опасность для себя.




Спокойнее и увереннее всех себя ведёт глава семьи. Мужчина, по виду чиновник, в хорошем костюме, с небольшой бородкой и бакенбардами курит сигару, наблюдая за посетительницей.

В уверенности, с какой он развалился на стуле, в спокойном выражении лица, во взгляде чувствуется какая-то снисходительность и насмешка. Мужчина уверен, что его семье ничто не грозит, что в его силах предотвратить любую опасность.




Ещё один персонаж картины – старушка в большой тёмной шали, наброшенной поверх белого платья, в белом чепце, видимо, только что вошедшая в столовую из другой комнаты.

Может, это пожилая родственница или старая служанка, ставшая с годами практически членом семьи. По её морщинистому, взволнованному лицу, по негодующе вскинутым рукам понятно, насколько драма, разыгравшаяся в доме, волнует её.




В интерьере столовой, где разворачивается действие, подчёркнута упорядоченность быта, уют, чистота. Комната хорошо освещена. На окнах – лёгкие белые занавески, на столе - белая скатерть и белая фарфоровая посуда. На женщинах (исключая гостью) – белые платья.

В столовой дорогая мебель: мягкие стулья с фигурными спинками, для мальчика – особый лёгкий стульчик с подлокотниками и подставкой для ног. На стенах картины в красивых рамах. Но даже в такой благополучный, уютный, светлый, добрый дом может ворваться что-то враждебное, угрожая разрушением.